До выезда в Тарнопольскую область мы жили в деревне Славице, район Мехув, воедодство Келецкое.Там я родилась в октябре 1924 года. У родителей было около три гектара земли, они хотели иметь больше, потому что семья была большая, восемь человек. Был 1938 год. И в этом году отец с братьями поехал в Тарнопольскую область, чтобы посмотреть какая там земля, которую государство продавало, и какие были условья продажи. Земля им понравилась, условья продажи и окрестность тоже. Совместно с мамой решили продать землю в Славицах и купить в деревне Крывче, район Борщув. воеводство Тарнопольское. Купили там только землю, никаких построек там не было. Всё надо было строить. Землю отцу продали на хороших условьях, 50% платил сразу, другие 50 % дали в рассрочку. Хозяйничать на голой земле было трудно, но с помощьюдетей справились. Построили сперва овин, а в нём избу. Дом намерены были строить потом. Но вспыхнула война в 1939 году, а потом вошли туда советские войска и советская власть депортировала нас в Сибирь. За Что ? Тогда мы не знали. Потом уже знали за что. Ведь мы были поляками, колонистами, которые украинцам взяли землю. Украинцы считали, что земля принадлежит им, украинцам, а не полякам. Купить земли с парцеляции украинец не мог, только поляк. В деревне Кживче жили почти одни украинцы. Они были бедные, земли у них было мало, а купить от государства, как поляки, не могли.
Депортация.
Десятое февраля будем помнить, пришли советы когда мы ещё спали- Это заглавие песни, которую пели сосланцы. Её автором была моя сестра Хэлена, у ней был талант сочиняь стихи и песни. А написала её уже в Алтайском Крае. Депортировали нашу семью в составе : Кживожека Адам, отец, 1889 гр., Кживожека Катажина, мама. 1899, Кживожека Петронеля, 1917 гр, Кживожека Юзэф 1921 гр, Кживожека Янина 1924 гр, Кживожека Хэлена 1927 гр, Кживожека Мария 1929 гр, Кживожека Здзислав 1931 гр. В этот ночь я была у дяди Матея. На его двор въехали сани, на них сидел солдат НКВД и украинец. Застучали в дверь, открыл им брат. Сразу сделали ревизию, а потом спросили — Кживожека, девушка, находится здесь ? - Это я, ответила я. - Так иди домой ! Делать было нечего. Я пошла. И увидела, что на колонии Розесмяна у каждого дома стоят сани, на них лежит уже багаж, возле них ходят украинцы. Вошла я в дом, а там рыдают. Русский солдат кричит- Быстрей, быстрей, садитесь на сани ! Мама сидит на сундуке и плачет.- Я отсюда никуда не пойду- вдруг вскринула мама. И продолжалось это некоторое время. Потом солдат разозлился, и крикнул- Иди, а то стрелять буду. Через некоторое время мама успокоилась, а брат Юзэф выносил багаж на сани. Отцу не позволили ничего делать, он сидел под стеной. Он как и мама был больной и взволнованный. Он сознавал, что пропала вся его работа, а теперь будет только скитание. Брат Юзэф хотел взять мешок муки, но украинец не позволил и взял мешок с саней. Лишь только в третий раз Юзэф настоял на том, что мешок остался на санях. В багаже была одежда, постель, обувь мука. Велели нам сесть на сани и повезли на станцию. Там мы были одни из первых. Велели нам грузиться в вагон. В вагоне были нары, окно за решёткой. В вагоне были семьи Кживожеки, наша, Мацея, Бронислава и четвёртая, фамильи не помню. Мама всё время плакала, потому что не было с нами Хелены, которая была в то время в Борщёве, там училась в гимназии и там жила. Солдат говорил маме, что дочь обязательно пришлют к нам. И так действительно было. Привезли её на станции Гусятынь. Когда мы ехали так видели через щели в стенах вагона наш дом. На станции Гусятынь велели нам грузиться в русские вагоны. Оттуда транспорт ехал на восток. На крупнейших станциях поезд останавливался, с вагона брали два человека и под конвоем вели брать суп, хлеб и воду. Ехали мы полный месяц и только раз были в бане, кажется в Свердловске. После месяца мы были в Алтайском Крае, район Барнаул, деревня Сидоровка. Там завели нас в бараки. Были там две избы отдельные, направили туда семьи с маленькими детьми. Номер нашего барака был 72. В нём не было отдельных квартир. На середине был коридор, по обеим сторонам нары. Сразу после упаковки багажа напали на нас клопы, а было их очень много. Стадами ползли по стне в нашу сторону. Боролись мы с ними вручную, давили, жгли. А ночью они с потолка падали на нас. Борьба с ними была бесполезна, потому что их было тысячи. Лишь только летом власти провели дезинфекцию. Тогда ночь мы провели под голым небом. Это на некоторое время помогло. Потом опять появились. Кроме клопов было множество вшей. Мыла у нас и в лавочке не было. Бани общедоступной тоже не было. Только в личных домах русских были. Мы ходили в баню к русским друьям. Стирали мы бельё и одежду в щелочи с пепела. Фуфаек и зимней одежды во время зимы мы не стирали.
Спустя несколько дней направили нас на работу в лесу. Меня тоже направили на работу, но работала я только 6 часов, работающим давали больше хлеба и платили рублями, а за рубли в лавочке купить было нечего. Работала я с русской девочкой в лесопильном заводе. Пилили мы дрова на шпалы. Норма 50 кубических метров. А мы вырабатывали и 100. Если не было мужчин, так мы вдвоём грузили шпалы на вагоны. Это была очень тяжёлая работа. После такой работы болел у меня позвоночник и до сих пор болит. Врач сказал мне, что это от тяжёлой работы. Кроме меня работали : отец, сестра Петронеля и брат Юзэф, а с 1944 года и сестра Хэлена. Она была там учительницей, укончила первый класс гимназии в Польше. Мама не работала. За прогул был суд. Меня тоже судили за прогул. А было так, во время войны с Германией мы голодали. Особенно зимой было тяжело добыть добавочную пищу. Тогда какой-то сосланнец заметил, что на железнодорожной станции лежит сахарная свёкла. Многие сосланцы ездили туда и просто воровали эту свёклу, варили и ели. Это было время по первой амнистии. Я решила тоже пойти с подругой за этой свёклой. Отпуска мне бы не дали. Притащили мы мешок свёклы и вернулись в Сидоровку. Начальник подал меня в суд за прогул. Суд прислал мне письмо явиться на заседание суда в Алтайск. Поехала я туда. Заночевала у поляков, которые были туда сосланы в 1927 году. На следующий день в 10 часов явилась я в суде и ожидала. Увидела, что вывели человека под конвоем. Ну, подумала я, видно и меня так выведут. Призвали в зал. Судья спрашивает- Почкему ты не пошла на работу ? Я всю правду сказала. Голодные мы были, как голодные могут работать, спросила. Судья велел мне выйти. Через несколько минут призывают. Судья заявил мне -За прогул, на основе статьи...уменьшить 100 грамм хлеба с карточек и 20 % с зароботка на время 2 лет. Я подумала- Спасибо Тебе Господи Бог. Хорошо, что не велели заключить в тюрьме. Обрадованная вернулась в Сидоровку и в дальнейшем грузила шпалы на вагоны.
Следует упомянуть, хотя бы несколькими словами, о религиозной жизни на ссылке. Ведь больштнство из нас были глубоко верующими в Бога, ведь мы были католики. Вера пригодилась нам особенно в безнадёжных ситуациях; когда умирали наши близкие. Молитва тогда помагала нам. Мы пели религиозные песни, отец наш был костельным в Кживче. Знал много молитв, был организатором в Сидоровке. И там, под его руководством мы пели религиозные песни. После нескольких дней явился начальник НКВД, когда мы пели в бараке. Спросил- Что вы поёте ? -Религиозные песни- ответил кто-то.- Нельзя ! Молиться и петь в группах в бараке нельзя. Можно только индивидуально. Ом посмотрел на стены барака, увидел кресты, фигурки святых и сказал- Уберите это и спрятайте ! - Так убери и спрятай сам- сказал кто-то из поляков. Поглядел на нас подозрительно. Но не сделал этого. Старшие жители Сидоровки часто приходили под наш барак и слушали как мы поём религиозные песни. После таких напоминании мы пели песни но не так громко.
После договора Владыслава Сикорского со Сталиным, мы были свободны. НКВД не тревожило нас. Тогда были для нас дары с Унры. Мы создали Комитет, который делил эти дары. Была пища, консервы, молоко,сахар, масло, одежда, обувь. Организовалась армия генерала Андерса. Помню, что из Сидоровки а армию пошли Журек с семьёй и Фарацик. Но когда армия Андерса ушла в Иран для нас наступила вторая пашпортизация. Настало время неизвестности. Но в 1943 году был создан Союз Польских Патриотов и была организована польская армия- дивизия им. Т. Костюшко. Моего брата Юзэфа тогда призвали. Меня с сетрой Петронелей призвали и Леокадию Врубель, сестры Калуцкие- все должны явиться в Военкомате в Алтайске. Когда мы туда приехали нам сказали, что мы опоздали и велели возвращаться. Следует отметить, что в Сидоровке была польская школа. Она была создана с помощью Союза Польских Патриотов. Учителями были пани Терлецка, Мацкевич и моя сестра Хэлена. Хэлена в Польше окончила первый класс гимназии и могла быть учительницей. О Терлецкой и Мацкевич говорили в Сидоровке, что у них были русские женихи.Терлецка вышла замуж за русского и приехала с ним в Польшу, а Мацкевич родила там ребёнка, отец был русский, но не женился на ней; говорили, что не было согласия мамы Мацкевич. Она с ребёнком вернулась в Польшу. Меня тоже сватали с русским парнем, но я и не думала об этом. Многие русские парни ужаживали за польками. Врача в Сидоровке не было, была только фельдшер, Соня, но лекарств у ней почти не было. Известно, что поляки болели, всему виноват был голод, тяжёлая работа и недосток лекарств. Много поляков там умерло. Я тоже болела от тяжёдой работы, до сих пор болит мне позвоночник. Пере днашим выездом в Польшу привезли туда евреев с семействами. Откуда они были не знаю. Что касается русских граждан следует сказать, что это очень милые и доброжелательные люди. Многие нам помагали. Советовали брать от государства тельные тёлки, было бы молоко. Платить надо было в рассрочку. Но поляки боялись связываться с властью финансово. Но один поляк взял тёлку в рассрочку, фамильи его не помню. Другое дело начальство, особенно с НКВД, тех мы не любили.
Возвращение на Родину.
Документы на выезд готовили в Барнауле. Русским властям не нравилось что поляки уезжают. Ведь меньше было рабочей силы. Когда мы получили документы на выезд были счастливы и радовались. Везли нас в товарных вагонах, но уже не закрывали снаружи. Когда мы пересекли польско- советскую границу весь эшелон праздновал, пели песни, поздравляли мы друг друга. Сперва привезли нас в Поознань, оттуда направили в город Валч. Там родители не хотели выселиться, поехали в Краковское воеводство, оттуда в Быстшицу Клодзкую. Тут жили мы в отеле Репатриционного Пункта. Нашёл нас здесь брат Юзэф, он нашёл хозяйство в деревне Шклярня. Жили там ещё немцы. Дали нам в Шклярни хозяйство в большом хозяйстве. Всех хозяев было четырёх. Тут я вышла замкж, за Казимера Вабищевича. И хозяйничали мы. У нас четверо детей, внуков пятеро. Никто из них не хотел остаться на хозяйстве. В колонии Розесмяна после войны я не была. Те кто там был, говорили, что следа после нас там не осталось. Ехать туда не хочу, знакомых у меня там нет. Слишком коротко мы там жили. А вот в Сидоровку я бы хотела поехать, посмотреть как там теперь люди живут. Но здоровье уже не то что раньше, позвоночник болит. Когда мы поселились на Восточных Окраинах, в Тарнопольской области, так думали, что будем там навсегда. А получилось иначе. Теперь, когда раздумываю о прошлом и нашей судьбе, так считаю, что в Сибири мы нашлись по причине русских и украинцев. А выжили бы там во время немецкой окупации ? Это неизвестно. Ведь украинцы убивали поляков. Нам это тоже могло приключиться. А когда нас привезли в Алтайский Край так комендант сказал, что там будем навсегда ! Что Польши больше не увидим. А мы верили, что вернёмся. И вышло по нашему желанию и надежде. Мои внуки не очень хотят слушать о нашей жизни в Сибири. Мало меня расспрашивают. Видно для них наша судьба неинтересна.
Шклярня 1998 год. Янина Вабищевич ( Кживожека )
Источник: Wspomnienia sybiraków. Zbiór tekstów źródłowych. Cz. II, Koło Związku Sybiraków w Bystrzycy Kłodzkiej, Bystrzyca Kł, 2010
ISBN: 978–83–926622–4–2