Мой отец Ян Стыковски принимал участие в первой мировой войне, был в легионах, а потом был участником польско большевитской войны. После войны получил на Волыни 24 га земли в осаде Острув, район Ковель, воеводство Волыннское. В 1929 году родилась моя сестра Юзефа, в 1934 Янина, а я в 1935 году. В этом же году родители окончили постройку нового дома, конюшни и сарая. Дом был покрыт жестью, вокруг него был сад. Я запомнил 1939 год, начало войны, беженцев, бомбардировку Ковля и вход Красной армии на нпшу землю. Это вероятно потому, что русские солдаты пришли на пастбище и взяли нашего коня, а нам оставили записку, что взяли коня. Я запомнил тоже день 10 февраля. Около четырёх часов ночи нас разбудило громкое стучание в дверь и крики :,, Открывай ! Власть советская ,,! Отец проснулся и в кальсонах подошёл к двери и открыл. В дом вошли энкавудисты и один в мундире с красной звездой на шапке. Остальные были в штатской одежде, но с ружьями. Дали приказ разбудить всех и всех взрослых уставили у стены с поднятыми руками. Все мы были в пижамах. Маме велели одевать детей. : ,, А во что одевать ? Ведь вы закрыли все шкафы и взяли ключи ,,- сказала мама. Тогда один из них велел открыть шкаф и мама нас одела. Потом прочитали нам документ кого должны вывезти. После этого разрешили мужчинам одеться. В это время украинцы запрягали наши кони в сани на которых положили солому. Мама начала паковать перины, подушки, постель и одежду в тюки и мешки. Но не всё разрешили ей взять: ,, Там куда едете, всё будет ,,- сказал один из них. Меня посадили на сани и я расплакался. Увидев это украинка, которая служила у нас, подошла к украинцу и что-то ему сказала, а потом принесла нам на сани две перины, подушки и шерстяное одеяло, которым накрыла нас. Янина пошла в сень и взяла 10 -тилитровую банку с топленым салом, Один из конвоиров помог ей занести банку на сани. И это была наша еда на время путешествия в Сибирь. В этот день было очень холодно, ниже 30 -ти градусов мороза. Снега было много. Из дома на сани шли тоннелем. Отвезли нас около километра от нашего дома и задержались. Там ожидали на других осадников. В полдень бабушка, Виктория Витковска, принесла нам в кувшине горячее молоко окутанное полотенцем. Однако украинец, который стоял на страже не позволил нам выпить молоко и вылил его на снег. К вечеру наша свита отправилась на железнодорожную станцию Переспы. Там около полуночи начали нас погружать в скотные вагоны. Внутри вагона по обеим сторонам были нары, на середине стояла печь железная, а у дверей дыра в полу- клозет. После погрузки нас в вагон дверь закрыли на засов. На окнах была решётка с колючей проволоки. В вагоне было очень холдно. По другой стороне на нарах была мать с маленьким ребёнком, его рученки были синие от холода. Мать старательно окутывала его. У клозета с простыни мужчины повесили занавес. В пути на некоторых станциях давали воду, пищу и дрова. 1 марта к вечеру мы прибыли в Котлас. Там поместили нас в клубе. На третий день на санях завезли в посёлок Нянда, расположенный между реками Нянда и Лупия. Вокруг был только лес. Это был Ленский район, Архангельская область. В Нянде было несколько бараков и в них нас поместили. В каждой комнате одну семью. Я запомнил план барака. Кроме бараков была комендантура, лавочка, школа, лечебница, клуб, баня, сушильня, мельница у реки Нянда, пекарня, хлев и конюшня. Всё это построили наши предшественники белорусы, которых после октябрьской революции сослано туда около трёх тысяч человек. Когда мы туда прибыли их было около 50 человек. Невдалеке у реки Нянда было кладбище, а возле него колхозные поля. Наш барак находился около 300 метров от леса. Во время сильных морозов слышен было треск лопающих деревьев. Бараки были одноэтажные, построенные с брёвен отёсанных с коры. В каждом были два входа, возле которых был клозет. В бараке было 16 квартир, между ними была хлебная печь, в которой варили пищу, одновременно печь грела квартиры. В каждой квартире поместили по две три семьи, то есть 6- 10 человек. Конечно было нам тесно. В нашей квартире между брёвнами были такие дыры, что можно было воткнуть палец. Отец добыл из под снега мох и воткнул в дыры и нам стало теплее. Единственная мебель это нары, на которых спала наша семья - 6 человек и семья Янишевских - 4 человека. Когда все ложились спать на этих нарах, то лежали как селёдки. После размещения нас в квартирах взрослых созвали на собрание и выбрано старосту в каждом бараке. В нашем был Заневски. Староста отвечал за порядок в бараке и докладывал коменданту не удрал ли кто. Мой отец, брат Пётр и дядя работали в лесу, были лесорубами и скатывали брёвна к руслу реки. Сёстры, Юзя и Янина ходили в школу, а я в детясли. Поляки не были приспособлены к такой тяжёлой работе. У них не было тёплой одежды и обуви, недоставало еды и они очень часто болели. Более всего болели воспалением лёгких, пухли от голода. Из нашего барака был виден арест, он находился три метра от окна. В нём пробывали поляки за то, что не выполняли нормы или за высказывания против советской власти. Сажали в этот холодный арест без еды и воды на ночь, а днём гнали на работу. В лесу заставляли работать даже при 45 -градусном морозе. Когда мороз был сильнее направляли на другую работу. Помню, что у моей мамы не было тёплой обуви, так чтобы не отморозить себе ног она окутывала обувь мокрыми тряпками, а когда вышла на мороз после нескольких минут тряпки замерзали и было в ноги теплее. Но когда возвращалась с работы, чтобы снять обувь ноги вставляла в хлебную печь. Я запомнил тоже как заболел мой брат, Пётрусь. Нескольео дней он лежал без сознания, температура тела достигала 40 градусов. Врач, белорус, решил взять его в больницу. Мы думали, что его там вылечат. В это же время на отца в лесу упало дерево и сломало ему ладонь и ребро. У дяди тоже был несчастный случай. Работала только мама. Жилось нам тогда очень трудно, потому что они не были способны работать. А там господствовал такой лозунг :,, Кто не работает, тот не кушает ,, ! Продавцем в лавочке был еврей, Верновски, он иногда давал нам хлеб в кредит, то есть записывал в тетрадку наш долг. Он понимал нашу ситуацию. Летом жить было легче, мы ходили в лес собирать ягоды, бруснику, малины, грибы. Осенью и весной была клюква. Иногда я с мамой ходил на лагуну и собирал яйца диких уток. Летом нам надоедала мошка и комары, а в бараках клопы. Возле нашего посёлка было много лагерей. Они были расположены в вблизи трясин. В растоянии 1 километра был лагерь польских военнопленных, которые попали в плен в 1939 году. Моя сестра, Юзефа, случайно навязала с ними контакт. Она была их посредником с семьями живущими на окуппированной россиянами польской земле. На её адрес приходили письма и посылки, которые она передавала пленным в условленном месте. Они их брали во время похода на работу. А работали они на стройке железной дороги Котлас -Воркута. Помню как два раза приходил в наш барак офицер в польском мундире, потому что раньше не мог встретиться с естрой. Летом в наш посёлок можно было добраться только на лодке, потому что вокруг были трясины и лес. И поэтому речной путь стерегли. Только после того как наши солдаты построили железную дорогу можно было на поезде доехать из Котласа в Урдому, которая находилась в расстоянии одного километра от Нянды. Стоит упомянуть о климате какой там был. Когда кончилась зима. А весна и лето были одновременно. Тогда были белые ночи. Тогда люди корчевали участки где ещё лежал снег, в то же время копали землю, и садили картошку, свёклу и брюкву. На колхозных полях пахали землю и сеяли зерно, а после посевных работ садили картошку. Это было в конце месяца мая и начале июня. Потом были сенокосы, косили и сушили траву, складывали в скирды. В начале сентября начиналась зима. Зимой сено возили санями или волокушами в колхоз. Снопы колосовых возили в сушилку, где они сохли, а потом начиналась молотьба. В три месяца плоды выросли и созрели и надо было ихх собрать. Нам в 1941 году дали участок на вырубке. Чтобы посадить на нём картошку и посеять овощи сперва надо было корчевать вырубку. Мама, я и сёстры работали в очистке этого участка, а помагал нам Эдвард Машковски. Отец был в это время на сплаве на Вычегде - 150 километров от Нянды. На этом участке мы посадили картошку, и выросла картошка большая. Было ей десять мешков. Часть из них мама высушила, часть продала, а два мешка мы взяли с собой, когда уезжали из Нянды на юг. Снег шёл уже в сентябре с перерывами. Снегопады были сильные на полтора до двух метров. Наступали морозы тоже сильные, бывало и до 50 градусов ниже нуля. Во время безоблачного неба бывало северное сияние и мы наблюдали его. В 1941 году началась немецко- советская война. Нам дали свободу. В сентябре комендант, Ложкин, созвал собрание поляков и заявил, что мы свободны. Большинство поляков решило выехать оттуда. Однако это не была свобода о которой мы мечтали, потому что не могли вернуться на Родину. Мы могли выехать только на юг России. В конце сентября мы выехали со станции Урдома в товарном вагоне в неизвестное. Мне казалось, что наше путешествие длилось один год, а в действительности только три месяца.
Мне известно, что в Нянде умерло 13 польских граждан : Бабяж Юзеф г.р.1866- 1941, Чижевски Ян г. р.? -1940, Чижевски Ян г. р. 1939- 1941, Ганушкевич Героним г.р.1870 - 1940, Лешкевич Эугениюш г. р. 1938- 1940, Мороз Данута г. р. 1936- 1940, Мороз Цырыль г. р. 1916 -1940, Мороз Ядвига г. р. 1924- 1941, Носук Пётр г. р. 1883- 1940, Савицка Анеля г. р. 1898- 1940, Вальчак Анна г. р. 1847- 1941, Зимоложир Янина г. р. 1920 - 1941. Из Нянды мы выехали зимой, а когда минули Уральские горы климат изменился. Было тепло как летом. На остановках в Азии мы покупали помидоры, виноград и другие овощи и фрукты. Ехали возле Аральского моря. Помню как на станции Арысь объявили, что поезд будет стоять около двух часов и мама вышла за покупками. Но поезд отъехал после нескольких минут. Тогда я очень боялся, что больше не увижу мамы. Поезд остановился на станции Каган, где нас выгрузили и там нашла нас мама. Несколько дней мы там ночевали и там заболел мой брат, Пётрусь, потом мама и Юзефа. Только я и Янины были здоровые. Я с Яниной пошёл на станцию, где стоял эшелон с солдатами, которые ехали на фронт. Я подошёл к ним и попросил :,, Дяденька, дайте хлеба ,,. Один из них бросил мне буханку и крикнул : ,, Держи пацан ,,!- Я расставил руки и схватил, а в то время другой солдат бросил другую буханку. Я не смог схватить и они рассмеялись крича :,, Прощай мальчик ,,! И поезд тронулся. Эти две буханки мы принесли маме и сестре. Среди нас ходил узбек и кричал :,, Каля маля малако, кипячёное малако ,,.- Мама купила у узбека литр молока и мы ели солдатский хлеб и пили молоко. Из Кагана повезли нас на станцию Фараба у реки Амудария. На другом берегу реки был город Чорджо. Выгрузил нас у железнодорожного моста ведущего в Чорджо.Там кочевало несколько тысяч людей, потому что здесь был организационный штаб армии Андерса. Мой дядя, Константы Витковски, заявил, что он реши поступить добровольцем в армию и покинул нас. Когда в этом лагере вспыхнула эпидемия тифа, часть семей поместили в местных сараях, а остальных выслали в окрестные колхозы. Нас погрузили в вагоны и повезли на станцию Кызыл Тепе, отсюда часть отправили в Караганду, а нас после трёх дней в город Туркестан, оттуда в Серго в горах Кара Тау. Там две недели мы кочевали под голым небом, ожидая на подводы из колхозов.. Был сентябрь, шёл дождь и снег. Наконец прибыли подводы, верблюды и ослы. Погрузили нас на арбы и везли через горы Кара Тау, по пути оставляли в колхозах семьи поляков. Мы ехали дальше через пустыню Куюм Кум привезли в колхоз Кызыл Канат и оставили у заместителя председателя колхоза. Его фамилия Норибвев, его жену звали Каланда. Квартира, которую дал нам Норибаев была величиной 10 квадратных метров. Климат был там сухой, земля глинистая но плодородная. Вода каналами плыла с гор Кара Тау к пяти колхозам. У каждого из них был один день для наводнения полей. В колхозе была трёхпольная система обработки земли. Выращивали просо, кукурузу, хлопок, арбузы, дыни. Отец работал в колхозной конюшне, он был любителем коней. В январе 1942 года его призвали в армию Андерса, брата Петра в юнаки. Мама с тройкой детей осталась в колхозе. Сестра и мама работали при наводнении полей, чистили хлопок, косили серпами урожай там где он был низкий. Вознаграждением были продукты за трудодни. Но за это трудно было выжить. Осенью 1942 года мама решила отдать Янину и меня в детдом в Чулак -Кургане, 50 километров от колхоза. Каждый из нас нёс свою сумочку. К вечеру мы тронулись с мамой в путь, шли всю ночь. Когда наступил рассвет мы увидели Чулак- Курган как на ладони. Нам казалось, что осталось ещё пройти два километра, а было 15. Мне ноги попухли и мне трудно было идти. Мама подбадривала меня, но это не помогло. Пришлось тащить меня за руку. Пройти пятнадцать километров нам заняло половину дня. В Чулак -Кургане мы задержались у пани Янишевской, которая там жила. У меня ноги болели так сильно, что я не мог стоять на ногах и ходить несколько дней. После нескольких дней мама завела меня в детдом, а сама вернулась в колхоз. Детдом находился на взгорье, оттуда мы смотрели как удалялась от нас мама. Весной 1943 года пришли в детдом мама и сестра Юзефа и её приняли в детдом, а мама нашла работу в магазине хлопка. Здесь была сортировка хлопка и отсюда отправляли его в город Ткркестан.
Армия Андерса уходт в Иран.
В то время армия Андерса выбыла из Советского Союза и отношения с польским правительством в Лондоне ухудшились. Его делегатуры в СССР закрыли, а руководство арестовали. Нас отдали в русский детдом, в нём большинство это были польские дети. Тогда началась вторая пашпортизация, тех из поляков, кто не не хотел принять советского паспорта арестовали и сажали втюрьму. Мне запомнились сиротские дети Банаха в этом доме, Тадзик и его младший брат. Хуже всего было жить малышам, которым пищу воровали старшие дети и персонал детдома. Директором была поька пани Божкова. Самый голодный период был в 1944 году, тогда мы получали в день ломоть хлеба и похлёбку. Кроме голода были болезни. В феврале я заболел тифом, потом мама и Юзефа, Янина тоже болела но не так тяжело как мы. Меня взяли в больницу и возле меня положили поляка, пана Глуховского, который следующей ночью умер. Хоронила его моя мама с его дочерью, Вандой, на казахском кладбище вблизи больницы. Поляки умирали и на улицах. Чтобы не умереть от голода весной мы собирали лебеду, которая была ежедневной едой. Ели мы её сырой с солью, которую носили в карманах. Лебеду утирали с солью и ели, обманывали желудок. И в степь ходили, чеснок искали и ели сырой, ежа, черепаху и собаку иногда удалось поймать убить и на костре испечь. В это время я начал ходить в школу, в которой благодаря Союзу Польских Патриотов учили и польскому языку. Зимой я в школу не ходил, потому что у меня не было обуви. В конце 1944 года старшие дети отправили в Ачисай, где была школа ФЗО- Фабрично Заводское Обучение. Туда пошла и моя сестра, Юзефа. В этой школе учили профессии горняка. Янина тоже поступила в эту школу, но была вынуждена подать год рождения 1928, а не 1931. Иначе бы её не приняли. 8 мая 1944 года в Ачисай решила пойти со мной моя мама.
Возвращение на Родину.
3 марта 1946 года мы вернулись в Польшу. Наш эшелон состоял из 150 вагонов, его тянули 3 локомотивы. В каждом вагоне было 2 -3 семьи, в большинстве это были евреи. На дорогу нам дали сушоную рыбу, хлеб и муку. На остановках, на кострах кипятили воду и готовили похлёбку. Сразу после приезда в Польшу через Красный крест мы разыскивали отца и брата, Петра. Мы узнали, что наш отец умер в Ираке 6 октября 1942 года и похоронен в совместной могиле на английском кладбище в Кханагин, 14 километров от Багдада. Брат, Пётр, и дядя Константы Витковски принимали участие в битве под Монте Кассино. После окончания войны вернулись в Польшу в 1947 году.
Быстрица Клодзка 2010 Стыковски Станислав
Перевод: Ежи Кобрынь.
Источник: Wspomnienia sybiraków. Zbiór tekstów źródłowych. Cz. II, Koło Związku Sybiraków w Bystrzycy Kłodzkiej, Bystrzyca Kł, 2010
ISBN: 978–83–926622–4–2