Доминика Стецка, Леония Лещиньска (Базан)

Воспоминания

В Коми мы утратили родителей.

Доминика. Наш отец, Людвик Базан, служил в австрийской армии и принимал участие в Первой мировой войне, попал в русский плен и в плену хорошо выучил русский язык, умел читать и писать. После войны вернулся в Польшу и принимал участие в польско-большевитской войне. После войны покинул армию и решил заняться земледелием. В Бучацком районе купил 35 га земли, вблизи города Бучач на колонии Полянка. Хозяйство родителей было образцовое. В Полянке люди жили радостно и дружно.

17 сентября 1939 года в Полянку приехал на машине советский офицер и задержался перед нашей усадьбой. Потом вошёл во двор, поглядел вокруг и сказал :- О, здесь живут помещики. Отец пригласил его в комнату и во время беседы с отцом он спросил отца как доехать до Барыша кратчайшей дорогой. Почему он не хотел ехать главной дорогой отцу не сказал. Отец показал ему польные дороги, хотя у него была карта, и попросил чтобы отец ехал с ним и указывал дорогу. Отец согласился. После этого визита мы подозревали, что отцу и нам может случиться самое худшее. Но отец вернулся из Барыша пешком цел и здоров.

Леония. В ноябре 1939 года украинцы ограбили наше хозяйство и не только наше. Начали грабить хозяйства самых богатых поляков. Нам забрали 17 коров, почти все свиньи и пару коней. Осталась только та пара, с которой отец поехал в лес за дровами. Наш самый младший брат, Зыгмунт, наблюдал всё это и прибежал к маме с вестью :- Мама, мама козу нашу тоже забрали ! Козу родители держали, чтобы было молоко для мамы и тёти, которые коровьего молока пить не могли.

Доминика. Следует ещё упомянуть, что когда вошли русские, то вкратце созвали поляков на собрание и отцу предложили, чтобы он был солтысом. Они знали, что отец хорошо знает русский язык. И с этой вестью отец пришёл домой. Мама сказала ему :- Зачем тебе это? По вечерам будешь ходть на собрания, так голову тебе могут свернуть ! И отец не согласился. Предложил, чтобы выбрать украинца, Антона Юрка.- Он молодой, ему 25 лет и он может быть хорошим солтысом. Я благодарю за доверье, но солтысом быть не хочу. Пусть будет Антон Юрка. Антон жил близко нашей усадьбы и отец был рад, что у его соседа находиться часть какой -то власти. И Антон Юрка стал солтысом. Однако о депортации нас в Коми ничего отцу не сказал, а вероятно кое-что знал об этом. Праздник Рожджества мы провели ещё в своём доме.

Депортация. 10 февраля 1940 года депортировано нас и всех остальных колонистов. Нас привезли в Коми, Сысольский р-н, спецпосёлок Кузьёль. Наша семья состояла из девяти человек : Базан Людвик г.р. 1888, умер в Коми 22. 02.1941 г; Базан Катажина г.р.1896. умерла в Коми 31. 05. 1943 г ; Базан Эмиль г.р. 1924 . армия Т. Костюшко, погиб в 1943 г; Базан Доминика г.р. 1926 вернулась; Базан Феликс г.р. 1928 вернулся ; Базан Леония г.р. 1932 вернулась; Базан Антонина г.р. 1933 вернулась ; Базан Хелена г.р. 1933 вернулась; Базан Зыгмунт г.р. 1936 вернулся. Антонина и Хелена с 1941 г. пробывали в детдоме в Нияшор, с 1943 по 1946 в детдоме в Загорске возле Москвы, а в 1946 г в детдоме ,, Наш дом ,, в Варшаве. Зыгмунт с 1941 года пробывал в детдоме возле Визинги, с 1944 г по 1945 в детдоме в Воронцовке возле Воронежа, с 1945 по 1946 в детдоме в Загорске. В 1946 году вернулся с польским детдомом в Гостынин в Польше.

Кроме нас из Полянки депортировано семьи : Ковальчика; Вилька ( 2 семьи ) ; Мазана ; Томашкевича ; Серославского ; Голомбка ; Олеяша ; Регулы ; Боровца ( 2 семьи ) ; Завады ; Мальца ( 2 семьи ) ; Лапиги ( 2 семьи ); Зеленя ( 2 семьи ); Кота Яна; Кота Хенрыка ; Кота Михала ; Клися ; Спевака ; Опилы ; Лукащика ; Лесьняка ; Порембы ; Келбасы Яна ; Келбасы Францишка ; Келбасы ? ; Гапана ; Мокжицкего ;

Леония :У наших родтелей был слуга, украинец, Пётр Внук, он нам во многом помог во время упаковки необходимых вещей. Отцу не позволили ничего делать, он был вынужден сидеть. Пётр Внук помог нам упаковать еду, мешок пшеницы, мешок ржи, мешок каши.

Убил тоже свинью. Выпотрошил её и упвковал в мешок. Всё это уложил на санях. Эти продукты пригодились нам на ссылке. Там были многодетные семьи, которым не позволили взять столько еды сколько нам. Матери этих семей приходили к нам и просили одолжить им хотя бы килогрмм муки, потому что детей нечем кормить. - Когда вернёмся в Польшу долг наш одадим вам- говорили. В каждом из нас была искра надежды, что в Польшу вернёмся. И мама никому не отказывала в помощи. -Я знаю, что такое голод, и дам вам, а возврата не хочу- отвечала мама. - В Польше у нас большое хозяйство, хватит и нам и вам. И так через некоторое время разошлись наши запасы продовольствия. Когда-то отец сказал маме- Смотри, у нас уже почти ничего нет из наших запасов, а детей у нас семеро. Мама ответила- Я не могу не дать хотя бы и пол стакана, ведь они голодают.

Доминика : На станции Мураши нас высадсли, оттуда на автомашинах привезли в Визингу, а дальше на санях в Кайгородок и в семнадцатый участок. Поместили нас в бараках, и кажется на следующий день направляли на работу. Отец сперва работал в тайге, грузил дрова на тракторные прицепы. Это была очень тяжёлая работа. Летом 1940 г. перевели его в Кузьёль, там работал при стройке школы. Вместе с ним работал Пётр Вуйцик. Отец старался работать солидно, ведь у него было на содержании семеро детей. За образцовую работу комендант дал отцу козу. Коза должна быть стельная, вкоре должна рожать. Она была умная, сама возвращалась с пастбища домой, где у ней было помещение для отдыха. Зимой ходила в конюшню и ела сено коней и возвращалась на своё место. К сожалению не была стельная из-за отсутствия козла, но молоко ещё давала, но всё меньше и меньше. Потом мы её зарезали, кажется в 1943 году и съели. Надзор коменданта над нами был строгий. Маму он посадил в арест за то, что она молилась и пела с другими религиозные песни. Это коменданту не понравилось и посадил маму в арест на 24 часа. На дворе было холодно, а в аресте тем более. Боже! Как мы с Леонией переживали это. Плакали, думали, что мама умрёт там. Мы взяли из квартиры перину и несём её в арест, чтобы дать маме, но комендант не согласился. Мы его умоляли, ведь мама больна, простудится ещё больше и может умереть.- говорили мы ему. Наконец согласился, чтобы дать маме перину и подушку. Утром мы пошли посмотреть живёт ли мама. Была жива но измучена, всю ночь спать не могла. Братья взяли её под руки и завели в барак. Соседи вышли посмотреть на уволенную маму, знали что она больна. Несмотря на этот арест мы в дальнейшем молились. А песни пели потихоньку. За прогул наказывали очень сурово, чаще всего посылали в штрафной лагерь. Я тоже туда чуть не попала. Не пошла на работу на лесоповал, потому что у меня не было обуви. Валенки к сапожнику починить дала, а он починить не успел. Работы у него было очень много, а запасной обуви у меня не было. Комендант призвал меня на допрос и сразу заявил мне, что я негативно отношусь к советской власти, и к этому ещё прогул. А за это могу попасть в лагерь. Тогда я уже была приучена к работе лесоруба и работала солидно, норму выполняла с Брониславй Слотой. Мастер любил меня за это. Показатели у меня были хорошие. Я была стахановкой. Но комендант не обращал на это внимания. Начал следствие. Был у сапожника. Проверил сколько пар валенок получил для починки, сколько починил, почему моих не починил, проверил не получила ли я второй пары обуви. В семье моей появился страх, начали плакать и голосить. Что же они сделают без меня, отец в то время уже не жил. Дело моё у коменданта шло к худшему. И было бы худо если бы не заступился за мной мастер. Его аргументы убедили коменданта. - Домка, сказал мне мастер, если бы ты не была хорошим работником ты пошла бы в лагерь ! А лагерь был вблизи, недалеко Сидорова. Но мы об этом не знали. Пришло оттуда двое мужчин, один поляк, Владыслав, другой украинец. Не хотели нам говорить откуда пришли. Лишь в 1943 году, когда Владыслав поступал в войско польское, сказал нам откуда они пришли. Мой брат Эмиль имел такое же дело с комендантом. Он отморозил ноги, появились раны и трудно заживали и на работу не ходил. Комендант начал следствие. Мастер видя, что дело представляется плохо посоветовал ему :- Эмилб, беги отсюда в Кузьёль, там он не будет тебя преследовать. Эмиль так и сделал. Задержался у Стефании Гах и там работал до призыва в армию в 1943 году. И утонул в военном лагере над рекой Окой вместе с другими солдатами когда перевозили на пароме сено. Появился водоворот, паром опрокинулся и все утонули. Комендант принуждал нас к работе в воскресения и наши праздники. Думаю, что это было добавочное наказание для нас со стороны советской власти. В моей памяти сохранились до сих пор воспоминания о празднике Рожджества в 1943 году. Тогда мы были в лучшем настроении чем раньше, был уже Союз Польских Патриотов. Мы хотели, чтобы этот праздник был веселее чем в прошлые годы. С сестрой Леонией мы решили, что упечём лепёшку. У нас было немного ржаной муки, немножко сушоных очисток с картошки. Мы это смешали и упекли лепёшку. Должно быть иначе, веселее и сыто, а получилось худо. Лепёшку есть не далось, она была очень горькая. Я взяла один ломтик и с трудом проглотила. После этого заболела дезинтерией. Болела одну неделю. Вместо радости были только хлопоты. Пани Хамелец занималась обучением детей, учила их петь патриотические и религиозные песни, истории, географии, рассказывала о столицах Польши, Кракове и Варшаве. Мама тоже пошла на работу в тайге готовить дрова для пекарни. После трёх недель простудилась и заболела. Однако на работу в дальнейшем ходила, но её здоровье ухудшалось. Была в таком состоянии, что я вынуждена была поддерживать её во время хотьбы. Самостоятельно ходить не могла. Была очень слабая. Фельдшер вместе с комендантом осмотрели её и решили, что к работе она неспособна. Кстати к тяжёлой работе она не привыкла. Никогда и не подумала, что такую работу ей придётся исполнять. И с того времени постоянно пробывала в бараке. Ухаживала за детьми. Но очень часто болела. Тогда заботилась о ней Леония.

Леония : Это правда, во время лета я ухаживала за мамой. Готовила ей еду, а потом с другими подругами шла в лес собирать ягоды и грибы. То, что я собрала продавала в лавочке и получала добавочную порцию хлеба. Во время моего отсутствия мамой заботились соседи из барака. Брат, Эмиль, во время зимы убирал снег возле бараков. А снега было и 2 метра высоты. Лопатой надо было его резать и отбрасывать на бок, чтобы можно было пройти. Брат, Феликс, возил хлеб из пекарни в отдалённые участки, даже и 20 километров. Мама всегда о него беспокоилась, особенно тогда, когда хлеб возил в одиночку. - Этот конь неизвестно куда может тебя завезти- говорила. Но конь был умный, он знал дорогу, которой должен идти. К этому он был уже приучён. В пекарне пекарь грузил ему хлеб на сани и Феликс ехал на двадцатый участок, там конь останавливался у магазина. Продавщик брал хлеб с саней и нёс в магазин. За эту работу Феликс получал два ломтика хлеба, один от пекаря другой от продавщика. Оба приносил в барак и там мы делили хлеб для всех. В то время наш отец всё чаще болел, тратил силы. Он был тяжело болен почками. Лежал на нарах в бараке. Возле него лежала мама больна воспалением лёгких. Брат, Зыгмунт, тоже заболел воспалением лёгких. Никакой помощи врача ни фельдшера не было. У местного фельдшера, Подлесьного, который был потомком польских сосланцев, кроме порошков от головной боли никаких лекарств не было. Подлесьны часто с отцом разговаривал, а точнее говорил о политике, говорил, что польское государство ещё будет. Состояние здоровья отца ухудшалось значительно. Перед смертью он сказал Яну Сасаку- : Слушай, я вскоре умру, а ты будь опекуном моей семьи. Однако так не было. Вскоре Сасак уехал из посёлка. Мы всртетили его только после возвращения в польшу, в городе Клодзко. Он был очень удивлён, что мы выжили. Отец умер 22 февраля 1941 года на 17 участке. Лежал мёртвый в нашей квартире и некому было его похоронить. Перед смертью вспоминал Эмиля, которого не было с нами, а он хотел его увидеть перед смертью. Когда уже отец лежал в гробу, я, Доминика и Феликс стояли возле гроба и молились. Мы чувствовали себя одинокими, покинутыми и маленькими. Мы сознавали, что отец покинул нас навсегда. Мама была так больна, что не могла подойти и проститься с ним.

Доминика : Я тогда была в отчаянии. Глаза мне опухли от плача. Похоронили мы его на местном кладбище, где было уже много польских могил. Помню, что семья Крупы, состоящая из 11 человек, была уже там похоронена, в семье Шота умерло 5 человек, трое выжило, в семье Кароля Боровца умерло 3 человека, 3-е вернулось в Польшу, в семье Вевюры умер один, двое вернулось в Польшу. Вкратце после смерти отца пришёл к нам комендант и записал : Леонию, Хелену и Зыгмунта в детдом. Причина : нет кормителей и опекунов. Я попросила, чтобы Леонию оставил, ведь она ухаживала за матерью. Он подумал и согласился. Когда Хелена узнала, что пойдёт в детдом взбунтовалась. Не хотела есть. О согласие маму коменданнт не спрашивал. Тогда мы были ещё под надзором НКВД и прав никаких у нас не было. После некоторого времени под наш барак подъехали сани и дедушка- возчик посадил : Антонину, Хелену и Зыгмунта и уехал. Раньше Леония дала им наш адрес. Куда отправили наши сетры и брата мы не знали. Хорошо, что у них был наш адрес. С детдома в Визинге пришло к нам письмо от управляющей. Из письма мы узнали, что сестры находятся в Визинге. Куда отправили Зыгмунта мы не знали. Упправляющая адреса его нам не дала. В Визинге сестры учились в русской школе. Леония переписывалась с ними. Сестры тоже не знали куда отправили Зыгмунта. Написали только, что видели его в Визинге спящего, в объятиях конвоира, сняли с саней и дали в другой детдом. Но в какой никто нам не написал. Мы его нашли лишь в 1944 году в Объячеве. Из рассказов сестёр следовало, что условия жизни в детдоме в Визинге были тяжёлые. Все дети там голодали. На завтрак получали паёк хлеба и чай, на обед суп из свёклы, брюквы или промёрзлой картошки. Ужин похож на завтрак. Сестры сомневались в том проживут ли там. Дети ходили на колхозные поля и собирали оставшуюся в поле картошку, хотя заведующая детдома строго им запрещала. Когда поймала кого -нибудь на этом велела съесть картошку сырую. После съедения такой картошки у Хелены была рвота.- Ты должна съесть всё что нашла- говорила воспитательница- это будет для тебя наукой, чтобы больше на колхозное поле не ходить. Хелена долго болела после этого. У неё был понос. Но голод был сильнее и она в дальнейшем ходила на поля собирать картошку, потом дети пекли её у костра. А бывало, что колхозные сторожа стреляли в воздух, чтобы напугать детей. Дети ели тоже сырую брюкву вместе с листьями. Быть может поэтому болела у Хелены потом печень.

Леония: Я предполагаю, что если бы сёстры остались с мамой, то вероятно умерли бы от голода. В детдоме однако кормили их регулярно и был над ними надзор и опека. О амнистии для поляков мы узнали не от властей НКВД, а от поляка Алёйза Хамельца, он знал об этом раньше нас. Тогда он спросил нашего мастера леса - Ты получил известие, что была амнистия для поляков ? -Да, получил, и вот думал сказать вам об этом. - Ты не хороший человек, такую важную для нас весть ты держал в тайне ! Ты плохой человек. Потом в посёлок прибыл делегат, поляк, из Сыктывкара. Созвали собрание поляков, делили дары Унры. Честно говоря эти дары это было то, что осталось. Всё что лучшее разобрали в посёлках, которые были ближе города, а мы были далеко в глухой тайге. Туда даже дъявол не заглядывал. Алёйзы Хамелец был нашим доверенным лицом. Он был справедливый и аккуратный в делении даров. Мы узнали, что организуют войско польское. Но от нас никому не удалось попасть в армию Андерса. После выхода армии Андерса из Советского Союза как-то обошлось без новых санкции советской власти к нам, полякам. Не было новой пашпортизации. Мы в дальнейшем чувствовали себя как будто свободными. Самостоятельно выехать оттуда было невозможно. Денег и карточек не было. Не говоря уже о документах. А расстояния между местностями там огромные и без еды в тайге не проживёшь.

Доминика : После смерти отца вся тяжесть содержания семьи были на моей и Эмиля головах. Кое в чём помагал нам Феликс. Он в дальнейшем возил хлеб. Леония заботилась о маме, а летом ходила с другими поляками в лес собирать ягоды и грибы. За работу платили нам так мало, что купить за эти деньги еды было невозможно. Мы меняли одежду и постель на продовольственные продукты в отдалённых колхозах. У местных жителей возле Кузьёля и Кайгородка были земельные участки. На них жители выращивали картошку. Пока жил отец у нас тоже был участок и была картошка. Но на нашу большую семью это было недостаточно. Дети получали 200 грамм хлеба на день и 500 грамм каши в месяц. Работающий 600 грамм хлеба. В мае 1943 года после продолжительной болезни умерла наша мама. Перед смертью призвала меня и Леонию к себе и сказала :- Помните, чтобы вы себя взаимно уважали и помагали себе. Имуществом поделитесь ровно. -Вспомнила Зыгмунта и заплакала, не знала живёт ли он ещё. А мы плакали вместе с ней. Очень долго мучилась пока не умерла. Я упрекала себя в том, что кричала:- Мама, не умирай ! Думаю, что этим криком помешала ей спокойно умереть. Пан Пахолек помог нам сделать гроб из досок. Мы умыли и одели маму, помагала нам пани Окулевич. И на ночь пригласила нас в свою комнату, она не хотела, чтобы мы ночевали с нашей покойницей, мамой. Пан Пахолек приехал волокушей и на ней мы повезли маму на кладбище, которое находилось вблизи. На гробе мы поместили знак креста. На похоронах были : пани Хамелец, Серославска, Окулевич. Не было брата Феликса, потому что мастер раньше отправил его на сплав. Меня тоже хотел туда направить, но я отказала, потому что тяжело болела мама. Феликс со сплава вернулся после месяца.

В 1943 году был создан Союз Польских Патриотов. Начали организовать польскую армию.

К нам эти вести приходили поздно однако мы радовались. Алёйзы Хамелец снова стал нашим доверенным лицом и делил дары, которые остались с Унры. Он был тоже председателем Кружка Союза Польских Патриотов. Я тоже была членом СПП и получила членский билет, который храню до сих пор. Билет был выписан по польски и на нём был польский орёл. Для меня это была часть Польши. И тогда я вспомнила слова отца :- Вы в Польшу ещё вернётесь, я уже нет.- Мне вспомнились и слова мастера, который почти ежедневно клал нам в голову, что мы там останемся навсегда, что раньше ему волосы на ладони вырастут нежели мы вернёмся на Родину. Солдаты дивизти им. Т Костюшко писали нам письма и это нас радовало. А Союз Польских Патриотов договорился с советским правительством, чтобы поляков из северных областей Советского Союза переселить на юг. И это исполнилось в 1944 году. Местные власти знали о нашем выезде на юг гораздо раньше чем мы, но нам не сказали. Эту весть передали нам ночью. Мой брат, Феликс был, десятником, расчитывал трудодни ночью. И к нему пришёл мастер и сказал :- Федя, давай мне все бумаги, вы завтра уезжаете. - Мы спросили - Куда ? Он сказал- Не знаю. Вероятно он знал о нашем выезде раньше, но нам не сказал, видно боялся, что перестанем работать. Я ему сказала- Ты не добрый человек. Я тебе ведь говорила, что в Польшу вернёмся, а ты мне говорил, что тебе раньше на ладошках вырастут волосы, чем мы в Польшу вернёмся, что мы здесь навсегда ! -Вот ты умница, как ты это предвидела ? Стыдно ему было за те слова. На следующий день мы были готовы к выезду. Имущества у нас почти не было, так что упаковали необходимые вещи очень быстро. Был месяц май, пешком мы шли с рюкзаками 18 километров в Изъяшев, там дали нам подводу и на неё положили наши рюкзаки, а сами шли пешком 42 километра в Объячево. Оттуда на пароходе на железнодорожную станцию. В Объячеве мы встретили брата, Зыгмунта, помог нам в этом Феликс, который узнал, что приплыл пароход с детьми из детдома в Нияшор.

Леония. Тогда я сказала:- Пойдём на пристань, может там будет наш Зыгмунт. Мы вошли в здание пристани и там Доминика увидела и распознала Зыгмунта. Я Зыгмунта помнила как маленького мальчика с кудрявыми волосами, а там он был совсем другой.- Разве это он ? Доминика подходт к нему и говорит -Зыгмунт, ты мой брат ! - Какой я тебе брат-ответил он. И съехал по барьере лестницы. Я сказала Доминике- От детей мы ничего не узнаем, идём к руководтелю. Доминика спрашивает - Есть ли в вашей группе Базан Зыгмунт ? - Нет ! Есть Зыгмунт, но не Базан, а Кукульски.- Мы однако добивались, чтобы руководительница велела привести Зыгмунта. И вот появился Зыгмунт. Руководительница говорит ему -Это твои сестры. - Какие они мне сестры- ответил Зыгмунт. Тогда Доминика показала ему фото нашей мамы и сказала- Посмотри, это фото нашей мамы, посмотри внимательно.- Он задумался и сказал- Да, я помню маму. Это фото висело над койкой отца. Маму помню больше, отца мало. Козу тоже помню, у нас была коза.

Доминика. - Он правду сказал. Отец действительно получил козу за солидную работу. Мы убедились, что этот мальчик наш брат. На лице у него был маленький шрам. Я указала на это руководительнице и попросила, чтобы она отдала его нам. Она ответила- Сделать этого не могу, потому что у него другая фамилия. Прийдите на следующий день. Я позвоню в детдом нет ли какой то ошибки в его фамилии. Дайте мне его личные данные.- Я подала ей имена отца и матери, число и место рождения. На другой день мы встретили Станислава Коляжа и он нам сказал, что перед выездом в его детдоме умер мальчик и его фамилия была Кукульски. Родителей у него не было. Они умерли. И одна русская женщина очень хотела усыновить Зыгмунта, так ей понравился. Чтобы избежать этого Станислав Коляж каким-то способом вписал его в список детей как Зыгмунта Кукульского. Если бы этого не сделал Зыгмунт мог бы попасть в руки русской женщины. Когда они входили на корабль эта россиянка хотела силой стянуть Зыгмунта с трапа. А Станислав уговорил Зыгмунта, чтобы он вошёл на палубу. - Если не войдёшь, то останешься здесь навсегда. Ты же поляк, а не русский ! Так убеждал Зыгмунта Станислав Коляж. - Ты не Кукульски, а Зыгмунт Базан, фамилию Кукульски ты получил несколько дней назад. И на следующий день руководительница отдала нам Зыгмунта. Всё что я подала руководительнице о Зыгмунте было верно с записью в детдоме. Мы были счастливы. Зыгмунт мог ехать с нами только в Воронеж, потому что туда были отправлены все польские дети из Нияшора. Зыгмунт забыл уже польский язык, не понимал нас. Мы учили его старательно польскому языку во время езды в Воронеж. Помагала нам пани Хамелец и Серославска, а также дети польские, которые ехали с нами. Мы задавали ему вопросы а он отвечал. Сперва ему это шло плохо но со временем видно было, что успевает в учёбе. И вот наступило время расстаться с ним в Воронеже. Он ни за что не хотел расстаться с нами, не хотел опять идти в детдом. Умолял нас- Не отдавайте меня туда, я хочу быть с вами и всё время плакал. Никакие наши объяснения, что не сможем его выкормить он не принимал. В Воронеже воспитательницы тоже говорили ему сётры твои несовершеннолетние, не смогут выкормить себя и тебя. Ты должен идти с нами. После нескольких месяцев пробывания в детдоме в Воронцовке в Воронежской области Зыгмунта перевезли в Загорск, а оттуда в 1946 году привезли в Польшу, в Варшаву.

А мы в Краснодарский край ехали 30 дней. Еды на дорогу дали мало, большинство это ржаная мука. И из этой муки я варила суп на остановках, но не всегда это удавалось. Дали сигнал до отъезда и надо было с горшком лезть в вагон. Не всегда это удавалось. Алёйзы Хамелец, наш руководитель договорился с комендантом транспорта, чтобы подавали как долго будет стоять поезд. Если было время мы ходили на базары и меняли свои вещи на продукты, растительное масло и соль. Во время езды мы встретили нашу тётю, Сьпевак, Её поселили вблизи Краснодара, а нас вблизи Анапы. Встреча была сердечная, потому что мы не виделись четыре года.

Доминика. Нас привезли в совхоз Джихинка, район Анапа, раньше там жили немцы. Во время войны их депортировали в Сибирь. Почти все постройки и жилые домы были разрушены, но то что осталось свидетельствовало, что это был богатый совхоз. Домы были кирпичные, вдоль улицы был тротуар. Нам на жильё дали дом без крыши и надо было его ремонтировать. И в этом доме мы жили до выезда в Польшу. Жилось нам там хорошо, мы уже не терпели голода. Я работала в поле, полола овощи, свёклу кукурузу, а во время жатвы возила снопы, подавала в молотилку снопы, комбайнов там не ьыло. У меня было такое счастье, где тяжёлая работа там всегда посылали меня. Я не отказывала. На работу в поле мы выходили в четыре часа утра, работали до одиннадцати, а потом перерыв четыре часа. Было очеь жарко. Карточек на пищу там не было, чтобы есть надо было красть. Крали там все, не только мы поляки. Я крала пшеницу, а Леония молола её на ручном жернове. От русских женщин я получила закваску и пекла свой хлеб. Хотя хлеб там можно было купить, но он был из пшеницы и кукурузы, а мы не привыкли к такому хлебу, хотелось нам нормального поесть. Из муки я варила борщ с овощами. На базаре можно было купить рыбу. Осенью был сбор винограда, это была очень приятная работа хотя утомительная. Мне выполнить норму помагала Леония, и Феликс. После жатвы я собирала колосья в поле. Никто нам собирать не запрещал. Чтобы обогатить меню мы воровали овощи, кукурузу, арбузы. Вместе с нами работал там Станислав Боровец, полный сирота. Он очень старался, хотел выжить и вернуться на Родину. В Джихинке большинство поляков болели малярией. Перед выездом в Польшу заболела Леония и Феликс. Тяжело болела пани Гонсеница и двое её детей. Но никто не умер. В 1945 году в совхоз приехал фотограф и нам объявили, что можем себе сделать фото. Бригадмр дал нам свободное время и мы сделали себе фото, на котором нет Леонии. У ней не было одежды и она не пришла в нашу группу. На втором фото Леония уже есть, она стоит в одолжегнной одежде.

Леония. Кроме огорчения из-за недостатка одежды были радостные дни, главным образом благодаря пани Хамелец, которая решила организовать в Джихинке ансамбль песни и танца. У ней был талант. Она учила нас петь и танцевать. Наш ансамбль давал концерты в Джихинке и других совхозах. Поляки гордились её успехами в художественной самодеятельности. Везде была беда, не было денег, чтобы купить материал на костюмы, она не огорчалась по этому поводу. Нам велела сделать костюмы и декорации из бумаги. И в таких костюмах мы выступали. Мы тоже не огорчались если во время спектакля что нибудь отклеилось или оборвалось. Важное было то, что выступает польский ансамбль. Россияне удивлялись и хвалили нас за то, что мы так хорошо поём и танцуем. Для меня пани Хамелец была образцом прекрасного, талантливого деятеля культуры. У русских такого ансамбля там не было

Доминика. В 1946 году мы возвращались в Польшу. Алёйзы Хамелец был нашим доверенным лицом и ездил в Анапу и привёз оттуда известие, что наш выезд вкратце наступит. Мы очень радовались. И вот наступил день выезда, были документы, но оказалось, что нашей семьи в списке нет. Мы были назначены на выезд в другом транспорте. Это известие было для нас большим огорчением, мы подумали, что второго транспорта не будет и мы останемся там. Я горько плакала по этому поводу. Узнал об этом Хамелец и обещал, что попробует найти место для нас троих в первом транспорте. И сдержал слово. Мы были в списке первого транспорта. Теперь начала плакать от радости Доминика. Она бкспокоилась, что у нас нет запасов еду на дорогу. Тогда Пани Хамелец и Серославска пришли к нам и обещали, что они помогут нам в пути. И так было, мы были в одном вагоне, все делились с нами своими запасами еды. Все заботились о нас. В Польшу мы ехали один месяц. Завезли нас в район Згожельца, но потом наш дядя пригласил нас в деревню Стара Бысшица. Здесь мы получили хозяйство величиной 7 гектаров. В 1953 году я вышла замуж за Юзефа Стецкего, у нас два сына. Период нашей ссылки в Коми я оцениваю негативно, там умерли наши родители, там погиб наш брат Эмиль и там мы терпели голод. К обыкновенным русским людям вражды я не чувствую, они были доброжелательны нам. Другое дело с комендантом нквд. Он был очень злой, обыкновенный исполнитель приказов высших властей.

Леония. Я тоже хорошо оцениваю обыкновенных русских людей. Они знали, что мы голодаем и очень часто помагали нам. В Коми туземцы всегда давали нам что -нибудь поесть если догадывались что мы голодны. Коменданта оцениваю очень сурово, нашу маму сажал в арест, а мог этого не делать. Какая польза была от этого ? Он был настоящий службист, видно боялся, что его уволят с работы. Период ссылки оцениваю отрицательно. Ведь жизнь наша на ссылке нормальной не была, наше детство не было настоящим детством, а борьбой за то чтобы выжить. Мы там чувствовали себя одинокими, родители наши умерли там; и мы чувствовали себя сиротами. Помагали нам наши соседи, тоже ссыльные, они всегда помагали нам в трудных ситуациях. Я им очень благодарна до сих пор. Мое желание ? Хотела бы поехать в Коми, быть может я встретила бы зырянку, которая видя, что я очень голодная угостила меня вареной картошкой и говорила :- Кушай, кушай ! Я не помню чтобы кто- нибудь из нас поляков жаловался на то, что туземцы нехорошие люди, Жаль, что уезжая из Коми не взяли мы с могилы нашей матери горсть земли, когда пошли проститься с ней перед отъездом в Краснодарский край. Мы рады были, что наконец уезжаем из ада. В то время от счастья я не чувствовала голода, мой паёк съедал брат Зыгмунт. Замуж я вышла в 1953 за Юзефа Лещинскего. У нас двое детей. Брат Зыгмунт окончил техническую военную школу, теперь он полковник войска польского. Он живёт в Варшаве, у него одна дочь и двое внуков. Он говорит, что чувствует себя сиротой, такое самочувствие осталось у него после смерти родителей в Коми. Когда слышит в радио песнь о матери то всегда хочет плакать. Тогда идёт в ванную и там в одиночку плачет. Такие же чувства приходят ему в голову, когда в обществе идёт разговор о родителях. На наших семейных съездах бывает то же самое, потому что его и наши дети рассказывают о своём счастливом детстве, а у него таких воспоминании нет. Ведь в возрасте пяти лет он попал в детдом ! Нам тоже хочется плакать когда вспоминаем наших родителей. Ведь тогда мы были полные сироты.

Семьи депортированные из деревни Полянка 10 февраля 1940 года : Ковальчик, Вильк две семьи, Мазан, Томашевич, Серославски, Голомбек, Олеяш, Боровец - две семьи, Завада, Малец -две семьи, Лапига- две семьи, Зеленя- две семьи, Кот Ян, Кот Хенрик, Кот Михал, Клися, Спевак, Опила, Лукащик, Лесьняк, Поремба, Келбаса Ян, Келбаса Францишек, Келбаса, Гапана, Мокжицки.

Польские семьи, которые мы встретили в Коми : Вуйтик Пётр, Сасак Ян, Шепт, Крупа, Вевюра, Хамелец Алёйзы, Хамелец Анна, Слота Бронислав, Слота Владыслав, Гах Стефания, Пахолек, Кукульски, Коляж Станислав.

В Краснодарском крае мы встретили семьи поляков : Гонсеница- двое детей и Мысьлиньска Мария.

Стара Быстщица 1993 год.


Перевод Ежи Кобрынь


источник: Wspomnienia sybiraków. Zbiór tekstów źródłowych, Koło Związku Sybiraków w Bystrzycy Kłodzkiej

Bystrzyca Kłodzka 2008 ISBN: 978–83–926622–0–4