Мой отец Францишек Кжиштоф родился в 1901 году, мама Хэлена в 1908, сестра Янина в 1928, я в 1931, Крыстына в 1939. В 1936 году мой отец решил уехать из бедного Кроковского воеводства на восток и куил там 10 гектаров земли от немецкого колониста Хофмана в воеводстве Тарнопольском, райнон Радзехув, гмина Милкув, село Собин, колония Недьведь. Привёз туда дрова и построил дом. При постройке дома помагали ему соседи поляки и украинцы. Такой там был обычай, помагать себе взаимно. Отец как настоящий горец умел себе сделать всё необходимое в хозяйстве: окна, двери, мебель, лыжи. Ещё до войны умер помещик Хофман, его жена уехала в Германию, дети остались во Львове, а во время немецкой окупации принимали участие в польском движении сопротивления. Во время окупации жена Хофмана приехала в усадьбу. В 1939 году отец был призван в армию, после капитуляции вернулся к нам в солдатском мундире. Когда немцы напали на Польшу украинцы нападали на польских осадников, колонистов, служащих и солдат, возвращающихся домой. Когда вошли советские войска нападения приостановились, но во время немецкой окупации возобновились. Грабили их хозяйства, жителей убивали.
Депортация.
Когда вошли русские войска люди беспокоились, но полевые работы проходили нормально. Русские солдаты были одеты бедно, поляки угощали их хлебом, пирожным, они принимали это если их командиры не видели. Никаких реквизиции в то время не было. Немцы из соседней колонии уехали в Германию. В магазинах исчезали всякие товары. В январе месяце доброжелательный украинец сказал в тайне отцу, что будет депортация осадников, но не всех, только некоторых, о колонистах не говорил. Девятого февраля, отец как обычно в зимние вечера, читал книгу о судьбе молодого поляка, участника ноябрьского восстания, который был сослан в Сибирь, а после нескольких лет вернулся в родной дом и мать узнать его не могла, так изменился. И вот 10 февраля пришли к нам нкавудисты и украинцы. Начали от ревизии, искали оружья. Отец сказал, что оружье отдал полиции, они не верилии искали везде в доме и в сарае в снопах, тыкали штыками. Но ничего не нашли. Велели собираться, одевать детей, брать необходимые вещи, одежду, постель, обувь, еду, но не всё позваляли брать. В коморке был мёд, его взять не позволили. Посадили нас на сани и повезли на станцию в Радзехув. Я была дитя и не понимала куда нас везут в такой трескучий мороз. В Радзехове мы ожидали на других поляков из колонии и деревень. Доброжелательный нам украинец привёз нам на станцию из нашего дома постель, тёплую одежду, несколько штук куриц, которым свернул шею. Благодаря ему у нас было достаточно еды во время путешествия в Архангельскую область. Направили нас в Сольвычегодский район, посёлок Копытово. После размещения в бараках на другой день взрослых высылали на работу в тайгу. Маму послали в столовую. Весной отца отправили на сплав, а когда узнали, что отец хороший столяр направили его в столярную мастерскую в Сольвычегодск. В Копытово отец приезжал по субботам и привозил продовольственные продукты. Дети должны были ходить в школу, маленькую Кристыну мама отдавала на день в ясли. В школе мы немедленно подружились с русскими детьми, и это была настоящая дружба, не такая напоказ. Экзамен такой дружбы русские дети показали во время инцидента, который был в школе. А было так. Один из польских учеников написал мелом на доске по - польски : - Сталин, Сталин ещё Бог над нами, будешь ты висеть вверх ногами-. Конечно был тщательный допрос, кто это сделал. Правду сказать текст для русских детей не был понятным, и никто из польских детей не хотел перевести на русский, но директор школы подозревал, что эти слова были оскорбительны для Сталина. Была там учительница польского происхождения, ещё с царских времён, и она перевела текст. Но никто не признался, что это написал и никто из русских детей его не предал. Мы были довольны и гордились, что у нас есть настоящие русские друзья. Мы поздравяли их. Директор школы, вероятно в согласии с властями, закрыл класс на ключ, надеясь, что кто-нибудь из нас раздумает и укажет виновного. Но русские мальчики вышли на балкон, класс был на втором этаже, один из них прыгнул на землю, принёс лестницу и мы разбежались по домам. Польские дети три дня не ходили на занятия. Вероятно наши родители так решили, боясь дальнейших допросов, следствия и санкции. Школьные и политические власти видно пришли к выводу, что при такой солидарности учеников дальнейшее следстмие не имеет никакого смысла. И обошлось без дальнейших допросов. После некоторого времени школу в Копытове закрыли, а мы ходили в школу в Корязме, два километра от Копытова. Там русские ровесники показали нам монастырь, в котором убили монахинь и похоронено возле монастыря. Мы увидели много могил убитых монахинь. В Копытове кроме поляков были спецпереселенцы русские, украинские, литовские, латышские. Бараки, в которых они жили не были огорожены, но ходить возле них нам не разрешали без пропуска. И такой пропуск, нам польским детям выдали. Эти спецпереселенцы строили ареодром. Во время пребывания в яслях моя сестра, Кристына, заболела воспалением лёгких, а потом дизентерией. Мама поехала с ней в больницу в Сольвычегорск. Отец тоже заболел и лежал в этой больнице. Я с сестрой, Яниной, как обычно в каждую субботу ожидали его. Вскоре он настолько выздоровел и взял нас в город, где была мама и Кристына. Мы ходили в больницу навещать их. Жили мы в рабочем общежитии, которое находилось в бывшей церкви. Когда вспыхнула немецко русская война всем полякам приказали вернуться в свои прежние бараки. Отец работал в Копытове кузнецом. Было лето и мы ходили с взрослыми в лес, собирали ягоды и грибы. В то время значительно ограничено снабжение в продовольственные подукты. Хлеб был только на карточки. Мы были вынуждены пользоваться продуктами из леса. До осени собирали ягоды, бруснику, грибы, клюкву. Случилось один раз, что мы заблудили и попали в лагерь польских военнопленных, который находился вблизи Копытова. Военнопленные строили железную дорогу Котлас — Воркута. Один из них раговаривал с нами и указал дорогу в Копытово.
Амнистия.
Когда объявили амнистию я запомнила, что среди поляков была огромная радость и лихорадочное беспокойство связанное с подготовкой к выезду на юг, где формиравалась армия генерала Андерса. И снова мы ехали в товарных вагонах, на этот раз незакрытыми на засов. Как долго мы ехали в Узбекистан, я не знаю. В моей памяти остались картины с путешествия баржами рекой Амударией, арбами через горы Туркменистана. Там поселили нас в колхозах и совхозах, взрослых поляков направили собирать на плантациях хлопок, предостерегли однако, что могут заболеть малярией. И случилось так, как сказали. Территория была лихорадочная. Малярией заболела я и сестра Кристына. Нас завезли в больницу в городе Нукус. Там мы пробывали три недели. Отец строил в колхозе улья. Председателем колхоза был россиянин, он сказал отцу, чтобы зарплату принимал в продовольственных продуктах, а не в рублях, за которые ничего не купит. Отец так и делал, и был благодарен председателю за совет. Как долго мы были в этом колхозе, я не помню. Знаю, что оттуда его призвали в армию Андерса. Нам выплатили рублями за его работу. Нас направили в колхоз Раматан и поместили в закрытом мечети, расположенном недалеко от колхоза. И там мы голодали. У кого было что нибудь из одежды, белья или обуви, тот мог поменять это на продовольственные товары у местных жителей. Кроме голода мучили нас болезни. Бывало, что в один день умирало там несколько человек. Умерла там моя сестра, Кристына. Мы похоронили её на мусульманском кладбище в части предназначенной для поляков в совместной могиле с взрослым. Могилу копала мама на перемену с другими женщинами. На однай стороне была ниша для сестры в другой для взрослой женщины, польки. В моей памяти сохранились воспоминания как три дня перед смертью мучилась пани Ягелло. Её смерть была страшная, она невыразимо мучилась, громко хрипела. Я это ужасно переживала, и потом если кто нибудь во сне хрипел, я думала, что он умирает, так же, как Ягелло. Жизнь в мечети была тяжёлой и страшной, потому что ежедневно умирали там люди, ежедневно были похороны плач и горе родных. Насколько я помню после одного месяца польские власти решили перенести детей военных в польский детдом. Он находился около километра от мечети. В этот детдом доставляли помощь Унры, но не всё получали дети. Были в нём и полные сироты, не только дети военных. Многие из них терялись во время транспота на железнодорожных станциях. Из этого детдома я запомнила, что варили нам кашу и солили горькой солью. Это блюдо не было вкусное. Я ежедневно три порции такой каши носила маме и сестре, которые были ещё в мечети. Чтобы еда была вкуснее я лазила на башню мечети и подбирала яйца из гнёзд голубей, но всегда оставляла одно. Мама добавляла к этой каше яйца и муку. И блюдо можно было есть, оно было гораздо вкуснее. Лазить на башню было опасно, но никто из нас не упал с высоты. Хотя на лестнице были следы человеческой крови. Узбеки сказали нам, что там русские убили мусульманских духовных.
Выезд в Красноводск.
После месяца пробывания в детдоме мы поехали на арбах в Бухару, где направили нас в баню и вошебойку, а оттуда в Ташкент. Там мы жили в палатках, ожидая на выезд в Красноводск. Ехали мы товарными вагонами, в нашем эшелоне были польские солдаты, кторые ехали в Ашхабад. В пути были остановки. На одной был лагерь русских солдат, в котором накормили нас. На первое блюдо был суп с рисом, на второе рис с изюмом. Мы бросились на еду как голодные волки. Солдаты удивлялись, что дети такие голодне.Так было, потому что нам не дали еды в рюкзаки, хотя в транспоте были продовольственные продукты. От русских солдат мы получили конденсированное молоко, фасоль и сухари. В Красноводске выдали нам косервированный горошок, фасоль и разрешили ходить по пляже. Было очень жарко, питьевой воды нам не дали. А у местных жителей она была, но даром дать не хотели, только на обмен. Сколько горошка в банке или фасоли столько воды. Я с Алицией Гадомской ходила к местным жителям менять еду на воду. Тогда я подумала, если бы кто -нибудь обратился к нам с просьбой дать ему воды, никто из спецпереселенцев не отказал бы ему и не требовал обмена еда за воду. А вот там туземцы были очень жадные. Плохо записались в нашей памяти. Наконец впустили нас на корабль. Там воды нам не жалели. Все бросились пить воду. Она была сырая. И начались у нас поносы, видно в ней были какие- то микробы, что в таком климате это нормальная вещь. Думаю, что это была ошибка, недосмотр, наших опекунов. Они не должны были нам позволить пить эту воду. На корабле были туалеты, но при таком количестве детей и поносе их было мало. Хорошо,что русские матросы помагали малышам в нужде. Брали их на руки и выставляли зад за борт, чтобы не опачкали палубы. Могу одно сказать -их опека над нами была отличная. Сестры Красного Креста занялись больными трахомой и воспалением конъюнктивитом. Почти всем детям промывали глаза. Доктор подавал больным пилюли и микстуру. Для меня и моих друзей пробывание на корабле это было мучительное путешествие в полном смысле этого слова. Наконец мы прибыли в Пахлеви. К нам подплыли баржи и доставили нас на берег. Там были палатки, санитарные пункты, столовая, баня. Грязную одежду и бельё мы укладывали на кучу и шли в баню. Кучу с одеждой дежурные полили бензином и подожгли. После бани мы получали чистое беьё, одежду, обувь, мыло, зубную щётку и порошок. После купания нас повели в чистую часть лагеря. Раньше нас предостерегли, чтобы босиком не ходить по пляже, но многие не подчинились этому и обожгли себе ноги, потому что в полдень песок был слишком горячий. На ногах появились пузыри. В следующих днях прибывали корабли с детьми и взрослыми. Я стояла и смотрела нет ли среди них моих родных и знакомых. Помню, что заметила Енджеевского, он был нашим соседом в Копытове. Я успела его догнать и была огромная радость с нашей встречи. Он расцеловал меня, а я расплакалась. От него я узнала, что моя мама осталась в Бухаре с больной сестрой, Яниной, и там получила известие, что её муж служит в армии Андерса. На этой основе сухопутным путём через Ашхабад прибыла в Иран в конце 1942 года или в начале 1943. Где тогда пробывал отец она не знала. Только в Тегеране она узнала, что 7 апреля 1942 года он умер в местности Гузар, где была его часть. Эту местность поляки называли долиной смерти. На границе с Ираном ожидал на них епископ Гавлина. Спустя два года, от мамы я узнала, что при выезде в Иран с больной дочерью во многом помог ей русский офицер. Больных в поезд не впускали, и тогда офицер велел больной сестре выпить глоток водки и при посадке в поезд сказал кондуктору, что она не больна только пьяная. А в купе велел положить её на верхнюю полку. И таким способом сестра с мамой прибыли в Иран. Когда они прибыли в Тегеран нас там уже не было, потому что после трёх месяцев поехали в Индию. Когда мы были в Тегеране, я встретила там знакомых с родных мест:- пани Хымелюк, Адама Хымелюка, Эльжбету Лесяк и Пайдзика. Опять были новые встречи и новые радости. Они спрашивали меня про отца и маму. В тот момент о их судьбе я ничего не знала. После трёх месяцев нас отправили в Индию. На поезде мы приехали в Авгаз, оттуда в Бомбай, потом Карачи. Из Карачи на корабле в Момбасу, оттуда в Масинди. Там огрганизовали для нас школу. В 1944 году была кампания поисков и соединения семейств и нас привезли в Северную Родезию. Там подготовили для нас лагерь в Мбвана М Кубва и там я встретилась с мамой. Сперва я её не узнала, она была одета в униформ РАФ-а, потому что служила в их части. В 1946 году польские детдомы были ликвидированы и надо было выбирать куда ехать ? Многие в Польшу не хотели ехать, потому что там правительство коммунистическое, так нам говорили. Можно было ехать в Англию, США, Австралию, Новую Зеландию. Мама решила ехать в Польшу. Сперва мы поехали в родные места моих родителей, а потом в Быстрицу Клодзку. Здесь я окончила среднюю школу, вышла замуж, а теперь я уже пенсионерка. Воспитанники польских детдомов каждые два года организуют съезды в городе Вроцлав. Приезжают наши друзья из разных стран мира, вспоминаем своё прошлое, поём знакомые нам песни с времён пробывания в детдомах. Наше общество выдало фотографический альбом, в которм помещены фото и объяснения о нашей жизни во время скитания на чужбине.
Быстрица Клодзка, май 2010 г. Данута Кржижановска
Перевод Ежи Кобрынь
Источник: Wspomnienia sybiraków. Zbiór tekstów źródłowych. Cz. II, Koło Związku Sybiraków w Bystrzycy Kłodzkiej, Bystrzyca Kł, 2010
ISBN: 978–83–926622–4–2