Памяти тех, кто не вернулся
Всё началось 10 февраля 194 0 года в Жичках....Семь часов утра, зимнее утро... Отец мой был лесником, жили мы в лесной сторожке Жички, район Рава Руска, воеводство Львовское. В этот ранний день отец смотрел в окно будто кого то ожидал. Увидев приближающиеся сани вышёл с дома с винтовкой на плечу. Это не были купцы , приезжающие за дровами, только советские солдаты. Они вышли с саней, отняли отцу ружьё и провели личный обыск, потом повели в дом. В доме тоже сделали ревизию. Дети разбудились. Нас было восьмеро- Янина, Станислава, Казимера, Марьян, Юлья, Зыгмунт, Тадэуш, Ванда. В доме всё перевернули вверх ногами. Мама и дети плачут. Для пришедших милосердие было чем то чужим. Велели одеваться, упаковывать вещи и садиться на сани. Хлеба у нас не было. На этот день мама приготовила раствор и хотела печь хлеб. Они на это не обращали внимания. Объявили нам, что переселяют нас в другую местность. Отец сказал им, что он знает правду- Поляков не переселяют в другую местность. Только ссылают в Сибирь. И повезли нас в дальнюю дорогу без кусочка хлеба. Вместо того, чтобы ехать к ближайшей станции, которая находилась в Раве Руской, шесть километров от нас, повезли нас на станцию в Любчи Крулевской, 15 километров от нас. На станции стоял уже поезд с товарными вагонами, часть из них была уже заполнена поляками. Нам велели грузиться в эти вагоны. Вокруг слышно было крики, плач детей и призывы взрослых. После погрузки поезд двинулся на станцию Рава Руска. Там мы стояли весь день. В это время привозили других поляков. Помню, что в нашем вагоне был Вежбицкий с семьёй и украинец Юрчик. Юрчика ссылали кажется, потому что он работал в мельнице. В Сибири он построил дом, члены его семьи умерли, и он жил там один. В армию его не призвали, видно потому что был украинец. После погрузки вагоны закрыли снаружи и поставили стражу. Единственным местом, с которого можно было что то увидеть, было маленькое окошечко с решёткой. Смотря в него отец увидел дядю, Казимежа Зывэра, который работал железнодорожником. Отец призвал его. Дядя подошёл к вагону, отец сказал ему, что русские ссылают поляков в Сибирь, а у нас нет хлеба. Дядя поехал домой, уведомил свою семью, что наша семья находится уже в вагоне и у ней нет хлеба. Дядя взял мешок вложил туда хлеб и привёз на станцию. Страже сказал, что хочет передать нам хлеб, солдат проверил, что находится в мешке и открыл дверь вагона. Дядя передал хлеб моему отцу. В вагоне не было ни угля ни дров и солдат разрешил дяде принести несколько ведер угля. В вагоне растопили печь. Когда приехали во Львов, там уже было несколько эшелонов таких как наш. Во Львове переселили нас в русские вагоны. Из Львова мы поехали в глубину России. На остановках призывали с вагонов два три человека и вели их на станцию, там давали в ведрах кипяток иногда суп- щи, на поверхности видно было масло. Ехали мы через Омск, Новосибирск,Томск, Красноярск, Канск и попали в Тулун. В Тулуне ожидали два дня. Потом на санях завезли нас в горную местность Аршан, на берегу реки Или. Поместили в бараке, который был расположен в лесу. Ближайшая местность находилась в расстоянии 3 километров. Наш барак имел название Тюремный. Он был построен ещё в царское время. В нём пробывали грозные преступники. Барак стоял на кольях, потому что вблизи были разливы соседней реки. Во время наводнения выйти из барака было опасно. Пищи нам давали мало, лишь 300 грамм хлеба и больше ничего. Когда пришла весна из земли показывались растения и цветы мы их собирали и ели. Одно растение вкусом напоминало чеснок, его называли черемша мы ели черемшу сырой и варили, был суп. Но вкуснее была квашена черемша. Корни саранки тоже были вкусные, мы их жарили. На третий день пришёл к нам командир и начал записывать нас на работу на вырубку леса. На место работы мы паромом переплывали реку Аршан. В месяце мае и юне переправы были опасные, потому что в горах таял снег. Место работы было вдали от берега. Чтобы начать работу в понедельник переправиться надо было к вечеру в воскресение. Бригадир вёл нас на место работы. Отец с другим поляком работал на лесоповале, они рубили лес. А я чистила деревья с сучьев. Топора я никогда в руках не держала и в первое время эта работа была для меня трудная и мучительная. Бывло, что я плакала. Но ко всему можно привыкнуть и всему можно научиться. Очищенные брёвна русские рабочие коньми стаскивали на берег реки. Сучья я палила на костре. Весной русские девушки снимали кору с очищенных с сучьев брёвен. Такие брёвна мы спускали в реку на сплав, а потом брёвна плотом транспортировали в лесозавод Элун. Там был лесопильный завод, в нём брёвна пилили и были доски. На лесоповале мы работали до осени 1942 года. Зимой этого года нас переселили в колхоз Новый Путь в деревне Перфилово, сельсовет Икея. Когда мы туда прибыли рожь ещё стояа на пне в поле, некому было убрать. В колхозе были двое мужчин, это были старики, остальные это женщины и дети. Был комбайн, но не было горючего. Весной, когда растаял снег поляки собирали эту рожь. Наш барак был очень большой, жило в нём много семейств. На обеих сторонах были койки, на серидине стояла печь. Каждая семья занимала две или три койки. Мы заняли четыре койки, на трёх мы спали, четвёртая была столом и шкафом. Стояли на ней ведро с водой, чашки, тарелки. Электричества в бараке не было. Светили мы лучиной. Ночью преследовали нас клопы, их было очень много. Сидели они в койках, в стенах барака, на потолке. Боролись с ними огнём. Кроме них были вши. Мыла не было, раз в месяц нам давали мыло плывучее. Оно было редкое и вонючее, оно не годилось, чтобы мыть ним тело. Даже одежда после стирания и полоскания воняла. Возле нашего барака была баня. На середине бани была куча камней, под ними горел костёр. Дым выходил окнами. Воду наливали в деревянную бочку. Воду грели на костре и вливали в деревянную бочку, которая стояла в углу. Эта бочка с тёплой водой была чем-то в роде ванны
Амнистия. После подписания договора Сикорски -Майски мы были свободны. Можно было самостоятельно искать работу. Отец вместе с соседом пошли искать работу в городок Тулун. Там была машинотракторная мастерская. Помещалась она в бывшей, двуэтажной церкви. Рабочие разобрали второй этаж, в церкви построили фундамент, на котором поставили машины. Работало там много людей, в большинстве это были поляки. Возле стоял барак, бывшее пожарное депо. В нём люди строили себе квартиры. Отец наш тоже там построил квартиру. Сосед отца был кузнецом, а мой отец его помощником. Когда отец поехал в Тулун, я была в лесу на лесозаготовке. Он мне прислал письмо и просил, чтобы я приехала туда. Письмо отца я получила от колхозников, которые ехали в лес. Я вернулась в колхоз, спросила как дойти доТулуна и пешком отправилась туда. Шла целый день, вечером была в Тулуне. В то время колхоз решил направить письмо в прокуратуру, что я покинула место работы. Прокурор призвал меня в прокуратуру и спросил- Почему ты покинула работу в лесу ?- Я объяснила ему, что отец уехал в Тулун на работу и я тоже там работаю. Прокурор позвнил в МТМ и проверил говорю ли я правду. В МТМ потвердили, что всё, что я сказала это правда. После этого я вернулась в МТМ и там работала, была уборщицей, топила в печах.Отца в то время приглашали в ЭКВД и предлагали, чтобы он был доносчиком. Обещали ему, что не будет призван армию. Отец не согласился. Осенью 1943 года был призыв поляков в армию. Отец тоже был призван. Осталась только я, одна работающая в семье.! Младшая сестра, Станислава, решила учиться за токаря, и потом работала в МТМ. Сестра, Казимера няньчила ребёнка в русской семье, за работу её там кормили и одели. Зимы там очень острые, мороз бывает и в 40 градусов. У меня валенок не было, зимой ходила в кожаных сапогах, ноги отморозила. Даже не чувствовала этого, только пальцы мне пекли. Когда пришла домой и сняла сапоги, оказалось,что на пальцах были кровавые пузыри. Было очень больно. Не могла потом надеть сапог. Месяц целый сидела дома и лечила ноги. На пузырях появились раны. Мама топила свечку и пробовала лечить раны. Но это не помагало. Чтобы вылечить раны нужен был гусиный жир. Мама пошла в деревню Аршан, чтобы поменять какие то ценнейшие вещи на гусиный жир. И этим жиром я лечила раны, и вылечила. Но и теперь мне во время холода ноги и пальцы болят. Летом там бывает очень жарко. Весны такой как у нас там не бывает. В месяце мае лежит ещё снег, а в июне уже жара. Растения растут там очень быстро. В лесу много ягод чёрных и красных, а также грибов. В лес мы ходили не в одиночку, но группами.Там легко заблудить. В лесу были волки и зайцы, зимой зайцы белые, а летом серые. Летом для нас кошмаром была мошка и комары. Мошки были ядовитые, защитой от них были сетки, такие как пчелиные. Дым от костров отганял мошки, кони тоже приходили к костру и защищались от мошек.
В 1944 году был призыв поляков в армию, принимали тоже девушки. Я тоже пошла в военкомат в Тулуне. После двух недель занятии воздушной обороны в Иркутске направили нас в Сельце. Со станции Дивово машинами завезли нас на паром и мы нашлись на другом берегу Оки. Там уже были палатки и зенитные орудья. Всё было маскировано. После недели была врачебная комиссия. Врачи были польские. Я была способна к военной службе, но в армию меня не приняли, потому что я была единственным кормилицем семьи. Велели вернуться к семье. Я расплакалась. Но это не помогло. А мои подруги получили военные мундиры, а я должна возвращаться к семье. А так хотелось поскорее увидеть Польшу. Говорится трудно, так видно должно быть. Мама очень обрадовалась, потому что некому было работать. Работала только я и сестра Станислава, остальные малыши ходили в школу. Потом, когда был создан Союз Польских Патриотов в школе полькие дети учились польскому языку. Я на прежнее место в работы не вернулась. В бывшей церкви была тоже столовая, нужен был ночной сторож. Я согласилась работать сторожом. Ночью топила в кухне и варила конину, чистила картошку, готовила кухню к завтраку. Работала там пол года. Потом направили меня в кухню № 4. Это была кухня для детей и учеников. Тут мне было хорошо, я не была голодная и семья не голодала. Там я мыла посуду, за работу мне не платили, только давали два бесплатные обеды, которые брал мой брат для семьи. Заведующая кухней видела, что усердно работаю, русские подруги тоже это заметили и подали меня к на граде за образцовую работу. Я получила медаль и диплом с надписью,,наше дело правое, мы победим ,, Но в столовой я не работала долго. Каждое предприятие обязано было дать человека на работу в шахте Черемхово. Назначили меня. Я не отказала. Поехала туда на три месяца. Жила там в общежитии. Паспорт у меня взяли. Женщины работали на поверхности. Я работала с русской девушкой, мы перекатывали вагоники с углём, которые выезжали с шахты. Когда не было вагоников, мы выбирали камни с угля. После трёх месяцев меня не уволили с работы, как было усолвлено. Причина это недостаток рабочей силы. И в Черемхове я была не три месяца, а шесть. Мама тоже хлопотала, чтобы меня уволили, но и это не помагало. Управляющий столовой, где я прежде работала, тоже требовал моего возвращения. У меня не было паспорта и денег. Пешком без паспорта и денег я идти не хотела. И я придумала попросить диретора дать мне несколько дней отпуска, чтобы поехать привести одежду и бельё. Написала заявление. Директор спросил- А дньги есть ?- Нет- Так пиши заявку. Я написала. Дал мне 30 рублей и паспорт и я поехала в Тулун. И сразу пошла в прежнее место работы. Там обрадовались и уговаривали, чтобы в Черемхово я не возвращалась. В Тулуне я работала до выезда в Польшу. Это было 1 мая 1946 года. Завезли нас на станцию. В вагонах были нары, постоянно в течении 2 дней привозили поляков. Когда эшелон был готов мы выехали. Пока ещё не все верили, что едем в Польшу. В вагоне люди радовались и плакали от радости. Мы там пели песню: Покидаем Сибирь, Иркуцкую каторгу, Прощайте друзья, спийте вечно, в лесах Крутого. Прощайте братья, спийте здесь века, Больше нас не увидите. Последнюю молитву, последний наш плач, на могилах ваших услышите.
Крутый- это часть тайги. И так мы простились с Сибирью. В Новосибирьске нам дали сухой паёк и три метра материала для каждой семьи. Это была фланель с цветочками. Поезд должен ехать через Москву, но потом маршрут переменили, потому что в Москве были заграничные представители и власти не хотели, чтоб они нас видели, было бы стыдно. Потом был Киев и Брест. В Бресте была проверка документов, часть на русском языке забирали, польскую нам давали. После контроля была пересадка в пассажирские вагоны. Мы приехали в город Лудзь. Там осталось несколько человек, это были в большинстве евреи, там не хотели их принять, была какая-то суматоха, а потом был Познань мы остались в Познани и направились во Вроцлав. У нас был адрес отца, который был уже на хозяйстве в деревне Вильканув, район Быстшица Клодзка. С Познани отправили эшелон в Щетин. А мы поехали во Вроцлав. В городе Лешно самая младшая сестра осталась, думала, что там высадка. Мама начала плакать. Я высела в Равиче и поехала в Лешно искать сестру. Там нашла сестру на вокзале. На следующий день утром мы поехали во Вроцлав. В город Быстшица Клодзка мы приехали вечером. Тут одна женщина пригласила нас к себе, угостила и предложила ночлег. Утром разбудила нас угостила завтраком, был хлеб, сливочное масло и мы могли есть сколько угодно. Тогда я подумала как было с едой и хлебом в Сибири ! Там то, что мы получали на семью, мог съесть один член семьи. Мне вспомнился энкавудист, который говорил- Вы в Польшу вернётесь когда мне на ладони волосы вырастут ! А мы верили, что вернёмся. И вот мы уже в Польше. И люди здесь такие хорошие, доброжелательные, угощают, дают ночлег ! Утром хозяйка сказала, что покажет нам дорогу в деревню Вильканув. И мы пошли и слишком далеко зашли. С помощью людей мы нашли родителей. Мы были утомлены но счастливы, а больше всех была рада мама, потому что нашлась её дочь. И это был конец наших страдании связанных с Сибирью.
Вильканув 1998 год. Янина Балаевич- Билозор.
Перевод Ежи Кобрынь
источник: Wspomnienia sybiraków. Zbiór tekstów źródłowych, Koło Związku Sybiraków w Bystrzycy Kłodzkiej
Bystrzyca Kłodzka 2008 ISBN: 978–83–926622–0–4